Паутина Судеб - Страница 101

101

– Что ты тут делаешь? – кое-как выдавила я, влезая в рубашку и плотнее запахивая ее на груди.

На лице аватара отразилось такое изумление, что мне невольно стало не по себе.

– Сплю, если ты об этом. А вот что ты делаешь на полу, мне до сих пор непонятно.

Он сел, и отсветы хилого огонька свечи обрисовали его таким сочетанием света и тени, что я невольно покраснела, отводя взгляд и незаметно ущипнув себя за лодыжку. Ойкнула от боли, но Данте никуда не делся, только голос его стал более обеспокоенным:

– Любимая, тебе сон плохой приснился? Или предчувствие?

– Наверное, сон, – пробормотала я, поднимаясь с пола и усаживаясь на краешек кровати. Или птицедева что-то сделала с моими мозгами, или же она действительно решила исполнить мое сокровенное желание… – Приснилось, что я королева Андариона, и у нас с тобой ничего не получилось, потому что нельзя было…

– И с чего у тебя такие сны возникают? – Он обнял меня, притянув к себе, и зарылся лицом в мои волосы, ласково целуя шею. – В Андарионе новый король вполне справляется со своими обязанностями, да и Ведущий Крыла его не оставляет.

Чего? Я действительно сошла с ума?

– Данте, а как же ты? – Я ощутила, как он напрягся и отстранился, после чего ловко опрокинул меня на спину, на смятые простыни, нависая надо мной так, что его волосы упали мне на грудь и шею, чуть щекоча кожу.

– Ева, что за странные мысли тебя посещают по ночам? Между прочим, это было твое условие, чтобы я оставил Крыло аватаров, и я его выполнил. Не могла бы ты, в таком случае, сдержать свое обещание, а?

– Обещание? – Я окончательно перестала понимать происходящее. Сложно думать, когда тебя кто-то прижимает к кровати, особенно если этот кто-то – мужчина, о котором мне отчаянно мечталось, но единственная попытка оказалась прервана столь некстати явившейся дриадой. Так, может, так оно и должно быть? Может, алконост исправил в моей судьбе что-то, из-за чего это все – дом, любимый мужчина, свободная жизнь без короны – стало возможным?

– Не напоминать мне об Андарионе. – Он поцеловал меня, пока что легко, но довольно многообещающе. – Ев, я люблю тебя настолько, что отказался от Небесного королевства. Отказался от крыльев, потому что ты человек и никогда не смогла бы разделить со мной жизнь айранита. Я живу с тобой, как человек, потому что без тебя жизнь смысла не имеет. – Очередной поцелуй, от которого все внутри стянуло привычной уже – привычной ли? – легкой судорогой предвкушения. – А теперь ты просыпаешься с криком посреди ночи и начинаешь спрашивать, почему я больше не Ведущий Крыла. Что с тобой?

– Не знаю, правда. Не знаю. – Я скользнула кончиками пальцев по его плечам. Быть может, и падение в Небесный колодец, и коронация, и Дикая Охота… и погребальный костер перед избушкой Лексея Вестникова, и сама алконост – что, если это все был лишь кошмарный сон, который наконец-то закончился? Что я наконец-то продулась? – Данте… это был такой ужасный сон…

– Расскажи, – тихо попросил он, ложась рядом, и, дождавшись, пока я поудобнее устрою голову у него на груди, обнял, прижимая к себе. – Что тебя настолько взволновало?

Я глубоко вздохнула и начала рассказывать. Про падение в Небесный колодец и про то, как я обрела крылья и корону, но потеряла любовь. Про одиночество правления, когда он был Ведущим Крыла, моим личным телохранителем – настолько близким, что достаточно было только протянуть руку, и при этом бесконечно далеким. Про свадьбу Вильи и смерть его самого. Про Дикую Охоту, после которой я пришла в себя постаревшей, с ощущением того, что прошла по самому краешку Бездны, но его, Данте, вернула в мир живых из свиты позабытого бога. Й про погребальный костер Лексея Вестникова, для которого эта встреча с Дикой Охотой оказалась последней – слишком велико оказалось напряжение, слишком много сил потребовало колдовство, защитившее нас обоих в ночь Дикого Гона. Пламя погребального костра, обдающее лицо жаром, и медленно стекающие по лицу слезы. А ночь кажется такой живой, такой ясной, потому что наставник передал мне самое ценное, чем владел, – свои знания, накопленные в течение слишком долгой даже для волхва жизни.

Он слушал не перебивая и, только когда я наконец-то выговорилась, осторожно скользнул ладонью по моим отросшим немногим ниже плеч волосам.

– Это очень страшный кошмар, любимая. Прожить жизнь, а затем узнать, что ее и не было вовсе. И жизнь, в которой не было сказано нужных слов, зато сказано столько лишнего… – Он обнял меня крепче, прижимая к своей груди. – Ничего… Теперь я рядом. Все будет хорошо.

– А что, если сейчас я просто сплю, а когда проснусь, все вернется, станет так, как было? – Я попыталась снова сесть, отстраниться, но он не пустил.

– Интересно, что тебя заставляет сомневаться в реальности происходящего? – Он приподнял мое лицо за подбородок, чуть-чуть щекоча кожу кончиками пальцев. – Это? – Крепкий поцелуй. – Или это? Быть может, мне стоит в очередной раз доказать тебе, насколько я настоящий, равно как и все вокруг?

– Но та, другая жизнь… она тоже казалась до ужаса реальной. – Я ожесточенно потерла лицо ладонями. – У меня ощущение, будто бы я с ума схожу.

– Я тоже с ума схожу. От тебя. – Его пальцы скользнули по моему плечу. – От твоих бездонных глаз, в которые я каждый раз проваливаюсь как в пропасть, как в глубочайший омут, и он, боюсь, уже никогда меня не отпустит. – Он коснулся губами моей шеи. – И мне нравится это безумие.

Я уперлась ладонями в его грудь, отталкивая, и он послушался, отодвигаясь, но по-прежнему нависая надо мной. В его черных с серебряными искорками глазах дважды отражалось пламя свечи, но мне почему-то казалось, что этот темный огонь горит в его зрачках сам по себе. А еще я почувствовала, что если сейчас оттолкну его окончательно, то он все же подчинится моей хрупкой человеческой природе, которая, вероятно, не всегда может выдерживать его порывы. Что-то прежнее из знакомого сна-яви, уже не раз виденный и прочувствованный до глубины души железный самоконтроль Данте сейчас удерживал его практически на краю того, где заканчиваются приличия и начинается нечто, о чем я, кажется, не имела представления.

101