– И это называется – взрослые волшебники пошли помыться и отдохнуть! – нарочито скорбно вздохнула я, оглядывая царящий в бане бардак.
Ладислав пожал плечами, снимая с моей спины прилипший березовый листочек и бросая его в затухающую печь.
– Поэтому, как взрослым и умудренным жизненным опытом волшебникам, нам придется все за собой убрать. Конечно, если мы не найдем, кого заставить выполнить эту работу за нас, – улыбнулся некромант, пытаясь закрепить полотенце на бедрах так, чтобы оно не разматывалось при первом же шаге.
– Давай не будем думать, кого начать эксплуатировать, у самих быстрее выйдет.
– Это несолидно.
– Зато какое поле для творчества!
– В первый раз слышу, чтобы к уборке пытались найти творческий подход, – с сомнением покачал головой Ладислав, тем не менее помогая мне собирать раскиданные по бане венички.
Измочаленные березовые прутья отправлялись прямиком в печь, ковшики и бадейки складировались в углу бани, рядом с бочонком, в котором холодной колодезной воды осталось едва ли наполовину. Вытирать пол оказалось не так весело, чем пытаться попасть рассыпающимся на лету веником в открытую печку, но тем не менее, когда мы с Ладиславом вывалились в прохладный предбанник, я ощутила себя заново родившейся.
Мы как раз успели вытереться и переодеться в чистую одежду – Ветер все же не сдержал угрозы, и вместо нелепого красного сарафана меня ожидали обычные мужские порты и длинная суконная рубаха ниже колена, – когда на пороге предбанника возник улыбающийся до ушей мальчишка.
– Ев, у меня две новости, хорошая и плохая. С какой начать?
– Давай с хорошей, тогда за плохую прибью не сразу, – вздохнула я, засовывая ноги в валенки и снимая с вбитого в стену гвоздика теплый кафтан. Холодновато, но сойдет – мне ж только до избушки добежать.
– Хорошая в том, что волхв Лексей очнулся и хочет с тобой поговорить.
– Уже иду! – Я кое-как замотала голову полотенцем и уже выскочила наружу, когда обернулась и уточнила: – А плохая новость?
– Ну… я случайно спалил вчерашние пироги в печке, поэтому из еды осталась только гречневая каша, которую я варил с утра, – признался Ветер, улыбаясь, как стыдливая девица на смотринах.
Я же только рукой махнула – подумаешь, мелочи – и вовсю припустила через заснеженный двор к избе.
Надеюсь, хотя бы самовар этот паренек не угробил – за горячий отвар с медом я ему даже сгоревшие пироги прощу…
В комнате Лексея Вестникова было темно, тихо и едва ощутимо пахло травами. Я осторожно прикрыла за собой дверь и, сотворив в воздухе небольшой голубоватый светлячок, подошла поближе к кровати, на которой лежал мой наставник, до подбородка укрытый одеялом. Когда я впервые увидела его сегодня поутру, то могла только горестно всплеснуть руками, помогая Ветру отвести Лексея до спальни – могущественный волхв, еще вечером бывший довольно крепким стариком, после восхода солнца превратился в живой скелет, обтянутый морщинистой кожей. Яркие карие глаза глубоко запали и выцвели, скулы и подбородок заострились донельзя, а разом ослабевшие руки не могли удержать даже посох. Уже не просто старик – человек, из последних сил цепляющийся за остатки жизненных сил. В тот момент осознание того, что наставник, скорее всего, не доживет до утра, кольнуло сердце ржавой иглой грядущей потери, но я почти насильно заставила себя об этом не думать. И вот сейчас, глядя на иссохшего старика, лежащего на постели, я поняла, что осознание потери было предчувствием…
– Ванька, не стой в дверях, доченька… присаживайся… Да прежде Ладислава позови, я и с ним побеседовать напоследок хочу. – Я вздрогнула, услышав прежний, сочный и глубокий голос старого волхва. Не надломленный старческой немощью – а тот, который я помнила с детства, тот, которым Лексей начитывал мне лекции по волхованию и распознаванию подлунной нежити, пенял на ошибки и хвалил за успехи. – Ну что ты на меня смотришь, как на мишень для отработки боевых заклинаний?
Теплые, яркие, молодые глаза наставника улыбались мне с изнеможенного, худого лица древнего старика. На миг меня отпустило, ненадолго я действительно поверила, что это еще не конец, что Лексей Вестников соберется с силами, в который раз оттолкнет от себя чернокрылую смерть с костяной косой, и я, распахнув дверь, крикнула Ладислава.
Тот прибежал так быстро, словно на пожар спешил. Взгляд его, встревоженный, обеспокоенный, метнулся в полутемную комнату и почти сразу же вернулся ко мне, став удивленным. Я только плечами пожала возвращаясь к наставнику и присаживаясь на краешек его постели. Сколько раз, точно так же, как сейчас я, Лексей сидел у моей постели, когда мне случалось заболеть, поил горячим травяным отваром или куриным бульоном, рассказывал массу историй, то смешных, то страшных, клал легкую, теплую ладонь мне на лоб, снимая жар. Я глубоко вздохнула, смаргивая непрошеные слезы, а наставник только улыбнулся мне и поманил поближе к себе Ладислава ладонью, сейчас более всего напоминавшую когтистую птичью лапу, на которой чудом удерживался ставший слишком большим для истончившегося пальца перстень с янтарем. Но стоило некроманту наклониться над волхвом, как казавшаяся слабой и безвольной рука вдруг цепко ухватила Ладислава за ухо.
– Что, Ладик, все случилось, как я тебе говорил? Не вышло из тебя ведуна, зато некромант отменный получился. Ты смотри, не зазнавайся, а то на Грани тебя теперь поджидать будут с распростертыми объятиями, захочешь – не вырвешься. А еще… – Наставник потянул Ладислава за ухо, как нашкодившего мальчишку, заставляя наклониться к себе поближе, и что-то негромко сказал. Что именно, я так и не разобрала, но некромант вдруг изменился в лице, моментально став задумчивым и серьезным. Как у него получалось выглядеть таким, несмотря на распухшее ухо, не знаю, но у меня даже мысли не возникало о том, чтобы улыбнуться или рассмеяться. – Понял меня?